(no subject)

[drabkina]

Я пишу тебе длинной строкой, невзирая на то,
что такую манеру писать нарекли моветоном.
Наблюдаю январь под опасным для жизни уклоном
и пишу, высыпая густые слова в решето
уходящего времени. В этом, на крохи дробленом
и просеянном до золотого песка письмеце
в каждой строчке присутствует буква твоя болевая,
на обочинах трасс, площадях, остановках трамвая
я пишу по ночам тебе, точку не ставя в конце -
у порочного круга, похоже, конца не бывает.
Я пишу во вчера, где июльские ночи длинней,
где касание горсти мурашек всыпает за ворот,
где горячий удушливый воздух желанием вспорот,
в это дикое лето, в пространство чужих простыней,
укрывавшее нас, в истомленный испариной город.
Я пишу в никуда от лица своего двойника,
в то прошедшее время, где плавятся медные трубы,
где внезапно врывается кто-то, жестокий и грубый,
и у края запекшихся губ проползает тоска
предстоящих разлук, заставляя подрагивать губы,
где усилием воли, продавшись одной из неволь,
каждый раз поутру возвращался к семейному дому.
Я когда-нибудь, черной гордыни ослабив контроль,
непременно озвучу свою долгострочную боль,
но потом, не в глаза, не тебе, не сейчас, не живому…