(no subject)

Так сидишь, неподвижно уставясь в ночные зрачки,
в голове от тоски и трехдневной бессонницы режет.
Тонкий стан у моей темноты и запястья тонки,
но молчит, как тюремный надзор, и глядит по-мужски,
и как будто зубами скрипит – это времени скрежет.

Дар не помнить по-своему плох и по-своему свят.
Человека заметив, его превращая в другого,
с каждым днём зеркала всё безжалостней факты кривят.
Вот и я неизменно пишу, подменить норовя
всё, что было когда-то, на новое, лучшее слово.

А казалось, пройдет, отболит, под замок заключу;
мог ли кто-нибудь знать, что не выдержит хлипкая дверца…
Это просто усталость: я помнить тебя не хочу,
пусть излечат меня. Но какому подвластно врачу
удаление бесов моих с сохранением сердца?

Нет ни сна, ни спасенья во сне, лишь рассвет-фаталист
ежедневно с ладони надеждой, как сахаром, кормит,
и вливается в легкие воздух, прозрачен и чист.
Но нечаянно луч попадает на скомканный лист
со спряженьем глагола «забыть» в отрицательной форме.