(no subject)

Это старая сказка о главном, о том,
как вползает на крышу светило,
как над густо исписанным за ночь листом
мне под утро грехи отпустило,
как сменив на реальность свои миражи,
отойдет ото сна мостовая,
и на шпильках по ней, словно тень, пробежит,
как морзянкою «SOS» выбивая,
призрак маленькой женщины в черном пальто -
одинокое странное некто;
как оранжевый свет сквозь небес решето
изольется на тело проспекта,
как привычным путем новый день поплывет,
не сбиваясь на бег иноходца,
как ребенок с утра в материнский живот
неумытой мордашкой уткнется,
как очнется подрёберный космополит,
отдавая в районе ключицы,
но пока оно там хоть немного болит,
все нормально, и смерть – не случится.

Это новая правда о главном, без слов
подводящая лишь к многоточью,
это правда о том, как силки времялов
расставляет по-снайперски ночью,
как однажды, не в силах себя превозмочь,
подчиняясь зовущим валторнам,
исчезает с радаров ушедшая в ночь
безвозвратная женщина в чёрном,
чтобы где-то себя раздавать за гроши,
не смотря в незнакомые лица;
как ясней не бывает: пиши–не пиши,
все равно ничего не простится,
как, свернувшись калачиком в звездном ковше,
в молчаливой глядит укоризне
неподвижная ночь. И легко на душе,
как навряд ли бывает при жизни.

(no subject)

Это старая сказка о главном, о том,
как вползает на крышу светило,
как над густо исписанным за ночь листом
мне под утро грехи отпустило,
как сменив на реальность свои миражи,
отойдет ото сна мостовая,
и на шпильках по ней, словно тень, пробежит,
как морзянкою «SOS» выбивая,
призрак маленькой женщины в черном пальто -
одинокое странное некто;
как оранжевый свет сквозь небес решето
изольется на тело проспекта,
как привычным путем новый день поплывет,
не сбиваясь на бег иноходца,
как ребенок с утра в материнский живот
неумытой мордашкой уткнется,
как очнется подрёберный космополит,
отдавая в районе ключицы,
но пока оно там хоть немного болит,
все нормально, и смерть – не случится.

Это новая правда о главном, без слов
подводящая лишь к многоточью,
это правда о том, как силки времялов
расставляет по-снайперски ночью,
как однажды, не в силах себя превозмочь,
подчиняясь зовущим валторнам,
исчезает с радаров ушедшая в ночь
безвозвратная женщина в чёрном,
чтобы где-то себя раздавать за гроши,
не смотря в незнакомые лица;
как ясней не бывает: пиши–не пиши,
все равно ничего не простится,
как, свернувшись калачиком в звездном ковше,
в молчаливой глядит укоризне
неподвижная ночь. И легко на душе,
как навряд ли бывает при жизни.