(no subject)

Утро вспорхнуло птицами желторотыми, глянь-ка, во лбу у неба седьмая пядь. Город, давай сроднимся с тобой пустотами, чтобы не в одиночку и не разнять, чтобы вдвоем солдатиком – прямо с берега - в топкую гладь, сверкающую блесной. К дьяволу Лаперуза, туда же Беринга, хочешь поглубже? Значит, тебе со мной. Мы же теперь свободны, не дрейфь, попробуем в этом заплыве выстоять шутовском. Что же по дну морскому, как по надгробию, водишь своим замедленным плавником, что же ты пригорюнился-закручинился, думаешь, мы кому-нибудь здесь нужны? Так что, давай вперед: раз уйти нельзя, можно уплыть от бешеной тишины. Полдень. Вода вскипает. Но будем храбрыми, нам ли с тобой бояться... Открытый рот, город едва заметно шевелит жабрами, будто совсем закончился кислород. Нам продержаться до темноты, до вечера, сможем - воздастся каждому по ролям. Помнишь, ты был король? Только делать нечего: море не повинуется королям. В сумерках перепутаны явь и вымысел, тени надежд, припрятанных «на потом»...

Ночь. Средиземный дьявол на берег выбросил
мой Тель-Авив со вспоротым животом.

(no subject)

Утро вспорхнуло птицами желторотыми, глянь-ка, во лбу у неба седьмая пядь. Город, давай сроднимся с тобой пустотами, чтобы не в одиночку и не разнять, чтобы вдвоем солдатиком – прямо с берега - в топкую гладь, сверкающую блесной. К дьяволу Лаперуза, туда же Беринга, хочешь поглубже? Значит, тебе со мной. Мы же теперь свободны, не дрейфь, попробуем в этом заплыве выстоять шутовском. Что же по дну морскому, как по надгробию, водишь своим замедленным плавником, что же ты пригорюнился-закручинился, думаешь, мы кому-нибудь здесь нужны? Так что, давай вперед: раз уйти нельзя, можно уплыть от бешеной тишины. Полдень. Вода вскипает. Но будем храбрыми, нам ли с тобой бояться... Открытый рот, город едва заметно шевелит жабрами, будто совсем закончился кислород. Нам продержаться до темноты, до вечера, сможем - воздастся каждому по ролям. Помнишь, ты был король? Только делать нечего: море не повинуется королям. В сумерках перепутаны явь и вымысел, тени надежд, припрятанных «на потом»...

Ночь. Средиземный дьявол на берег выбросил
мой Тель-Авив со вспоротым животом.