(no subject)

 
                  Весна, в песочные часы вода попала. Капля  грязи
                  засохла в горлышке часов, и время больше не течет,
                  пока твоих фантомных  бед,  твоих душевных эвтаназий
                  заатмосферный часовой ведет побуквенный учет.
                  А ты не дергайся, смотри через окошко детской спальни,
                  как ветер вышибет у дня скупую взрослую слезу;
                  как  не удерживая боль и свой порыв суицидальный,
                  сорвется с края неба дождь и громко шлепнется  внизу.
                  Не торопись на главный суд, побудь немного в этой хмари,
                  всё лучше, чем смотреть вблизи - глазам попробуй не поверь -
                  как  исчезают в пустоте,  как безнаркозный абортарий
                  для зародившихся надежд опять распахивает дверь. 
                  А после дождичка, в четверг, пройдись по влажным тротуарам,
                  которым солнечной копной весна уляжется на грудь
                  и то хохочет, то молчит, то ластится, тепло и даром,
                  но наготове, как всегда, молниеносно полоснуть.
                  И ты, оглохший и немой, просыпавший фигуры речи,
                  не пропусти момент, когда, большой любитель авантюр,
                  очнется отдохнувший март и легким жестом человечьим
                  на наготу древесных крон набросит зелень "от кутюр";
                  когда, живительна,  вода взорвет покров ледовых пленов,
                  когда омоет поутру поребрики-воротнички.
                  Не закрывай глаза, замри, один из глупых гуинпленов,
                  пока не поднят белый флаг, любым прогнозам вопреки;
                  пока упрямый часовой ведет учет твоим огрехам,
                  а подбиваемый баланс еще не сходится в зеро...
                  И может быть, отпустит жить зимы взбесившееся эхо
                  и подобреет, и простит,  согревшись о твое нутро.  

(no subject)

 
                  Весна, в песочные часы вода попала. Капля  грязи
                  засохла в горлышке часов, и время больше не течет,
                  пока твоих фантомных  бед,  твоих душевных эвтаназий
                  заатмосферный часовой ведет побуквенный учет.
                  А ты не дергайся, смотри через окошко детской спальни,
                  как ветер вышибет у дня скупую взрослую слезу;
                  как  не удерживая боль и свой порыв суицидальный,
                  сорвется с края неба дождь и громко шлепнется  внизу.
                  Не торопись на главный суд, побудь немного в этой хмари,
                  всё лучше, чем смотреть вблизи - глазам попробуй не поверь -
                  как  исчезают в пустоте,  как безнаркозный абортарий
                  для зародившихся надежд опять распахивает дверь. 
                  А после дождичка, в четверг, пройдись по влажным тротуарам,
                  которым солнечной копной весна уляжется на грудь
                  и то хохочет, то молчит, то ластится, тепло и даром,
                  но наготове, как всегда, молниеносно полоснуть.
                  И ты, оглохший и немой, просыпавший фигуры речи,
                  не пропусти момент, когда, большой любитель авантюр,
                  очнется отдохнувший март и легким жестом человечьим
                  на наготу древесных крон набросит зелень "от кутюр";
                  когда, живительна,  вода взорвет покров ледовых пленов,
                  когда омоет поутру поребрики-воротнички.
                  Не закрывай глаза, замри, один из глупых гуинпленов,
                  пока не поднят белый флаг, любым прогнозам вопреки;
                  пока упрямый часовой ведет учет твоим огрехам,
                  а подбиваемый баланс еще не сходится в зеро...
                  И может быть, отпустит жить зимы взбесившееся эхо
                  и подобреет, и простит,  согревшись о твое нутро.