![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
ИВАН ЗЕЛЕНЦОВ
***
Утро тянется, полное лености, и, рассвет с поводка отпустив,
на зеленой гармошке троллейбуса невеселый играет мотив.
Это юность моя в нем проехала. Дни и ночи меняет окно,
словно кто-то на старом проекторе черно-белое крутит кино.
Вспоминаю, когда запаршивеет, как ночными огнями маня,
по кривым переулкам за шиворот злая юность таскала меня.
Что ни рюмка была, то амброзия, что ни девка - то рай неземной...
Что ж ты, юность, меня поматросила и отхлынула мутной волной?
Память - это как брызги в кильватере. Время вертит свое колесо.
Все трудней даже умершей матери с каждым годом представить лицо.
Жизнь грохочет со скоростью скорого, в забытье навсегда унося
то, что было любимо и дорого, и недолга, как водится, вся.
Словно миг между вдохом и выдохом. Зазевался - и черт уволок.
Потянулись кумиры на выход и что ни день в новостях некролог.
Сединой, животами, и женами, и детьми обрастают друзья...
...Вылетает из горла прожженного то, о чем и подумать нельзя.
Я пою эти песни отпетые, словно шлю за бессмертьем послов.
Нет покоя тому, кто отведает бормотуху рифмованных слов.
Ни любви мне не надо, ни жалости. Догорает огарок в груди.
Я не буду задергивать жалюзи - ты крути эту ленту, крути.
Может быть, в душном городе каменном средь любовей, предательств и ссор
я всего лишь дрожащая камера на плече на твоем, режиссер?
И сюжет ни додумать, ни выправить, и развязка не так далека,
где над крышами долгими титрами без меня поплывут облака.
В этом доме и в мире, где близкая ловит каждого смерть на живца,
словно пес, будет солнце облизывать утром щеки другого жильца.
***
Усталый снег ложится на мирок,
мороз жует шаги, как черствый пряник.
Бабуля в холле выдаст номерок -
пластмассовый билетик на "Титаник".
Второй этаж. Больничный срам и срач,
и смрад, и страх. Знакомая палата.
Течет вода и моет руки врач,
копируя движение Пилата.
Бинты. Старухи. Кровь. Сиделка. Шприц.
Гора пилюль. Тарелка абрикосов.
Какой мудак был этот датский принц!
Конечно, быть. Здесь нет других вопросов.
Я насмотрелся тех, кому в свой рай
Господь любезно приоткрыл калитку -
все как один за жизни острый край
хватались, словно тонущий за нитку.
Спастись и выжить - вот и вся мораль...
...Я выходил во двор, одевшись наспех.
Москва плыла сквозь ночь, что твой корабль,
а новый день навстречу полз, как айсберг.
Произнося набор дежурных фраз,
я так боялся, мама, уезжая,
что этот самый раз - последний раз...
И ты была нездешняя, чужая...
Я сам ходил, как заведенный труп,
но я не мог себе позволить жалоб...
...А город плыл, и дым валил из труб,
и музыка играла с верхних палуб...
Прошло полгода. В нашем трюме течь.
Идем ко дну, и захлебнулись звуки.
Немеют руки, но спасает речь -
я вру тебе, что в мире нет разлуки.
Когда-нибудь, с пробоиной в борту,
причалим мы с тобой к небесной тверди.
Какой-нибудь весною. В том порту,
где нет лекарств, отчаянья и смерти.
НЕБО НА ДВОИХ
заноза в сердце, под покровом тьмы,
при свете дня так много раз по кругу
прошли часы с тех самых пор, как мы
с тобой чужими сделались друг другу -
мне кажется, что утекли века,
что люди сотни войн перетерпели,
и где-нибудь смогли наверняка
взлететь на воздух несколько империй,
и порасти развалины плющом.
я даже перестал с твоим плащом
плащи случайных путать незнакомок.
душа темна, как лестничный пролет,
но где-то в глубине болит обломок
любви и светит вечность напролет...
...одна-другая вечность - и пройдет.
не умер я и не сошел с ума,
тюрьма меня минула и сума,
плыву по миру, словно легкий глайдер.
покуда кверху задрана башка,
я веселей китайского божка.
люблю гулять один, на небо глядя.
там кто-то вяжет белые банты,
там синева густа и ядовита,
и знаю я - под тем же небом ты
остришь и врешь, смеешься, пьешь мохито,
закинув ногу на ногу, сидишь,
пускаешь дым в уютный сумрак бара,
и юному вздыхателю твердишь,
что ты ему, а он тебе - не пара.
начав вести обратный счет по дням,
клянешь судьбу. готовишь ужин мужу.
брезгливо юбку длинную подняв,
спешишь в метро, перебегая лужу...
ты смотришь вниз, но, в сущности, легка
вся жизнь твоя. и я с тоски не вою.
...но в этой луже те же облака,
что над моей летают головою.
и росчерки одних и тех же крыл
их поутру окрашивают алым.
знать, кто-то добрый нас с тобой укрыл
московским небом, словно одеялом,
и мы проснемся где-нибудь не здесь,
коль вообще такое место есть...
а нет - прощай. прости, все это не о
моих мечтах и горестях твоих.
у нас с тобой одно лишь только небо,
одно лишь только небо на двоих.
лишь не и бо, лишь только бо и не.
взгляни в него.
и вспомни обо мне.
ЯБЛОКИ
отцу
Словно белые-белые ялики,
в синем-синем плывут облака.
С яблонь падают красные яблоки,
переламывая бока.
Окрыленное птичьим окриком,
легкой музыкой из окон,
хочет яблоко белым облаком
стать, ньютонов поправ закон.
Хочет пасть, будто в пасть Везувия,
в пропасть синюю поутру.
Ну, а яблоня, как безумная,
машет ветками на ветру.
Только разве укроешь листьями
это яблоко от дождя?
Правит осень, шажками лисьими
в облетающий сад войдя,
в каждой черточке мира явлена,
льет туманы, как молоко.
Пало яблоко, но от яблони
не укатится далеко.
Звезды осенью обесточены.
Так темно, словно смерть близка.
...То ли в яблоке червоточина,
то ли просто тоска, тоска,
то ли просто душа разграблена,
иней выступил на жнивье.
Не печалься об этом, яблоня.
Скучно яблоку гнить в траве.
Сдюжит, вытерпит злое времечко,
продувной и промозглый век.
Прорастет золотая семечка,
новой яблоней дернет вверх,
чтобы к белым своим корабликам
ближе стать хоть на полвершка...
...И с нее будут падать яблоки,
переламывая бока.
***
Скажи, душа, как выглядела жизнь,
как выглядела с птичьего полета?
И.Бродский
То ли ветер гудит, то ли воют волки.
Полон скрипов и шорохов старый дом.
Тикают ходики. Шелестит на полке
Стивена Кинга полураскрытый том.
Поздняя осень. Стегают окно деревья.
Прячась под кронами кленов и тополей,
жмутся друг к другу дома на краю деревни,
словно продрогли, и так им чуть-чуть теплей.
А над деревней на сизых дымах коптится
низкое небо. И стоит уснуть тебе,
стоит уснуть, и душа упорхнет, как птица
Черная птица рванет по печной трубе
и полетит над великой святой равниной,
чтобы увидеть, в ночных небесах паря,
всю ее грязь, нищету, голытьбу с рваниной,
избы кривые, непаханые поля.
Вот она, вот - всем ветрам и врагам на милость...
...Будто в пазах мирозданья рассохся клей,
Будто местами материя прохудилась,
и выползает, клубясь, изо всех щелей,
щерится скользкий, голодный, предвечный хаос -
тысячеглаз, стоголов, саблезуб, сторук.
Боже, да здесь даже крестятся, чертыхаясь,
в этом краю самородков, больных старух,
жуликов, пьяниц, фанатиков, где назавтра
выстроят рай, но всегда настает вчера.
Где, как скелеты исчезнувших динозавров
в землю уходят разбитые трактора.
Где человек - пылинка, где легче спиться,
чем оставаться, не ссучившись, на плаву…
…Боже, душа моя, это мне только снится,
или взаправду, всамделишно, наяву?
…Встанешь с утра, наберешь полпакета яблок,
чаю заваришь , погреешь себе еду
и, ковыряя вилкой, глядишь, как зяблик
с ветки на ветку сигает в чужом саду.
Солнечный день. Будто не было и в помине
ночи отчаянья, страха, бессилья, зла…
…Только пусто внутри, только черная тень в камине –
то ли птичье перо, то ли просто зола. Зола.
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЗАРИСОВКА
вспоминать о грядущем забудь
и мечтать о прошедшем не надо
посидишь промолчишь что-нибудь
белым статуям Летнего сада
и пойдёшь
всем и каждому чужд
и поэтому трижды свободен
и бормочет прекрасную чушь
каждой аркой своих подворотен
петербург
ленинград
петроград
чёрный стражник
чугунные латы
и пойдешь
и сам демон не брат
зажигающий вечером лампы
знает ангел один
как остёр
наконечник игольный печали
да Исакий устало подпёр
небеса золотыми плечами
***
Сентябрь. Простуженное лето.
В бреду убийственных идей
летит в тартарары планета,
больная вирусом людей,
и нервно вертится под утро -
вот-вот покровы тьмы сползут,
унять пытается как будто
горячих точек вечный зуд.
А ты влюблён - и что тебе до
вселенских войн и катастроф!
Так дела нет горам Тибета
до этих слов, до этих строф.
А ты стоишь, презрев печали,
судьбою взятый на прицел,
с котомкой песен за плечами
у новой жизни на крыльце
(где каждый новый день приносит
тумана, словно молока),
чтоб все дурное в эту осень
пустить с дверного молотка.
СТИХИ НА ВОДЕ
В алом небе созрела слива,
чтобы вскоре упасть, шипя,
в синеглазую глубь залива
и растаять. Прошу тебя,
оставайся - ещё немного,
и, раскатанная волной,
заблестит серебром дорога
между берегом и луной.
А над нею - пернатых стайка,
птичье кружево, вальс-бостон...
Может быть, среди них есть чайка
по фамилии Ливингстон?..
Это всё ерунда, согласен,
но прибоя напрасный труд,
как стихи на воде, прекрасен...
Может быть, нам с тобой солгут
нежность пляжная в пенной шали,
шалый ветер и вкус шабли:
мы с рожденья друг друга знали,
просто встретиться не могли?
РОК
Коль нас сюда с рожденья бросили,
не всё ль равно, кто с неба льёт
тягучий снег в стаканчик осени
и добавляет гололёд?
Вдохни дорожку этой музыки,
уставший от других дорог,
и стайка муз, вспорхнувших с мусорки
с тобою злой сыграет рок
на самых лопнувших и тоненьких
вконец расстроенной души...
Покуда джинн пошёл за тоником,
ты - кровь из носу - напиши
одно желание: "Навеяны
нам кем-то смерть страна слова
и жить конечно не новее но
любовь любовь всегда нова
так дай мне роскоши и мужества
не впасть в банальность нелюбви
и не сойти с ума от ужаса
когда с любимыми людьми
меня сквозь трубы крематория
по капле будут пить с небес
пока не кончится история
покуда весь я не исчез
***
У поэта опасный обычай:
упиваясь тоской бытия,
словно крови попробовав птичьей,
бредит высью, вампир. Вот и я,
скороспелым талантом богатый,
по промозглому парку бреду,
наблюдая, как месяц рогатый
плотоядно глядит на звезду,
и, в небесную капая пропасть
зарифмованный этот елей,
примеряю к себе одинокость
палых листьев, упрямство аллей,
что ведут и ведут к повороту,
за которым возможно пропасть,
за которым ужасное что-то
ждёт, ощерив багровую пасть,
чтоб коварно, прельстив чудесами,
съесть, издав победительный рык...
... А из пасти голодной свисает
окровавленный русский язык.
***
Утро тянется, полное лености, и, рассвет с поводка отпустив,
на зеленой гармошке троллейбуса невеселый играет мотив.
Это юность моя в нем проехала. Дни и ночи меняет окно,
словно кто-то на старом проекторе черно-белое крутит кино.
Вспоминаю, когда запаршивеет, как ночными огнями маня,
по кривым переулкам за шиворот злая юность таскала меня.
Что ни рюмка была, то амброзия, что ни девка - то рай неземной...
Что ж ты, юность, меня поматросила и отхлынула мутной волной?
Память - это как брызги в кильватере. Время вертит свое колесо.
Все трудней даже умершей матери с каждым годом представить лицо.
Жизнь грохочет со скоростью скорого, в забытье навсегда унося
то, что было любимо и дорого, и недолга, как водится, вся.
Словно миг между вдохом и выдохом. Зазевался - и черт уволок.
Потянулись кумиры на выход и что ни день в новостях некролог.
Сединой, животами, и женами, и детьми обрастают друзья...
...Вылетает из горла прожженного то, о чем и подумать нельзя.
Я пою эти песни отпетые, словно шлю за бессмертьем послов.
Нет покоя тому, кто отведает бормотуху рифмованных слов.
Ни любви мне не надо, ни жалости. Догорает огарок в груди.
Я не буду задергивать жалюзи - ты крути эту ленту, крути.
Может быть, в душном городе каменном средь любовей, предательств и ссор
я всего лишь дрожащая камера на плече на твоем, режиссер?
И сюжет ни додумать, ни выправить, и развязка не так далека,
где над крышами долгими титрами без меня поплывут облака.
В этом доме и в мире, где близкая ловит каждого смерть на живца,
словно пес, будет солнце облизывать утром щеки другого жильца.
***
Усталый снег ложится на мирок,
мороз жует шаги, как черствый пряник.
Бабуля в холле выдаст номерок -
пластмассовый билетик на "Титаник".
Второй этаж. Больничный срам и срач,
и смрад, и страх. Знакомая палата.
Течет вода и моет руки врач,
копируя движение Пилата.
Бинты. Старухи. Кровь. Сиделка. Шприц.
Гора пилюль. Тарелка абрикосов.
Какой мудак был этот датский принц!
Конечно, быть. Здесь нет других вопросов.
Я насмотрелся тех, кому в свой рай
Господь любезно приоткрыл калитку -
все как один за жизни острый край
хватались, словно тонущий за нитку.
Спастись и выжить - вот и вся мораль...
...Я выходил во двор, одевшись наспех.
Москва плыла сквозь ночь, что твой корабль,
а новый день навстречу полз, как айсберг.
Произнося набор дежурных фраз,
я так боялся, мама, уезжая,
что этот самый раз - последний раз...
И ты была нездешняя, чужая...
Я сам ходил, как заведенный труп,
но я не мог себе позволить жалоб...
...А город плыл, и дым валил из труб,
и музыка играла с верхних палуб...
Прошло полгода. В нашем трюме течь.
Идем ко дну, и захлебнулись звуки.
Немеют руки, но спасает речь -
я вру тебе, что в мире нет разлуки.
Когда-нибудь, с пробоиной в борту,
причалим мы с тобой к небесной тверди.
Какой-нибудь весною. В том порту,
где нет лекарств, отчаянья и смерти.
НЕБО НА ДВОИХ
заноза в сердце, под покровом тьмы,
при свете дня так много раз по кругу
прошли часы с тех самых пор, как мы
с тобой чужими сделались друг другу -
мне кажется, что утекли века,
что люди сотни войн перетерпели,
и где-нибудь смогли наверняка
взлететь на воздух несколько империй,
и порасти развалины плющом.
я даже перестал с твоим плащом
плащи случайных путать незнакомок.
душа темна, как лестничный пролет,
но где-то в глубине болит обломок
любви и светит вечность напролет...
...одна-другая вечность - и пройдет.
не умер я и не сошел с ума,
тюрьма меня минула и сума,
плыву по миру, словно легкий глайдер.
покуда кверху задрана башка,
я веселей китайского божка.
люблю гулять один, на небо глядя.
там кто-то вяжет белые банты,
там синева густа и ядовита,
и знаю я - под тем же небом ты
остришь и врешь, смеешься, пьешь мохито,
закинув ногу на ногу, сидишь,
пускаешь дым в уютный сумрак бара,
и юному вздыхателю твердишь,
что ты ему, а он тебе - не пара.
начав вести обратный счет по дням,
клянешь судьбу. готовишь ужин мужу.
брезгливо юбку длинную подняв,
спешишь в метро, перебегая лужу...
ты смотришь вниз, но, в сущности, легка
вся жизнь твоя. и я с тоски не вою.
...но в этой луже те же облака,
что над моей летают головою.
и росчерки одних и тех же крыл
их поутру окрашивают алым.
знать, кто-то добрый нас с тобой укрыл
московским небом, словно одеялом,
и мы проснемся где-нибудь не здесь,
коль вообще такое место есть...
а нет - прощай. прости, все это не о
моих мечтах и горестях твоих.
у нас с тобой одно лишь только небо,
одно лишь только небо на двоих.
лишь не и бо, лишь только бо и не.
взгляни в него.
и вспомни обо мне.
ЯБЛОКИ
отцу
Словно белые-белые ялики,
в синем-синем плывут облака.
С яблонь падают красные яблоки,
переламывая бока.
Окрыленное птичьим окриком,
легкой музыкой из окон,
хочет яблоко белым облаком
стать, ньютонов поправ закон.
Хочет пасть, будто в пасть Везувия,
в пропасть синюю поутру.
Ну, а яблоня, как безумная,
машет ветками на ветру.
Только разве укроешь листьями
это яблоко от дождя?
Правит осень, шажками лисьими
в облетающий сад войдя,
в каждой черточке мира явлена,
льет туманы, как молоко.
Пало яблоко, но от яблони
не укатится далеко.
Звезды осенью обесточены.
Так темно, словно смерть близка.
...То ли в яблоке червоточина,
то ли просто тоска, тоска,
то ли просто душа разграблена,
иней выступил на жнивье.
Не печалься об этом, яблоня.
Скучно яблоку гнить в траве.
Сдюжит, вытерпит злое времечко,
продувной и промозглый век.
Прорастет золотая семечка,
новой яблоней дернет вверх,
чтобы к белым своим корабликам
ближе стать хоть на полвершка...
...И с нее будут падать яблоки,
переламывая бока.
***
Скажи, душа, как выглядела жизнь,
как выглядела с птичьего полета?
И.Бродский
То ли ветер гудит, то ли воют волки.
Полон скрипов и шорохов старый дом.
Тикают ходики. Шелестит на полке
Стивена Кинга полураскрытый том.
Поздняя осень. Стегают окно деревья.
Прячась под кронами кленов и тополей,
жмутся друг к другу дома на краю деревни,
словно продрогли, и так им чуть-чуть теплей.
А над деревней на сизых дымах коптится
низкое небо. И стоит уснуть тебе,
стоит уснуть, и душа упорхнет, как птица
Черная птица рванет по печной трубе
и полетит над великой святой равниной,
чтобы увидеть, в ночных небесах паря,
всю ее грязь, нищету, голытьбу с рваниной,
избы кривые, непаханые поля.
Вот она, вот - всем ветрам и врагам на милость...
...Будто в пазах мирозданья рассохся клей,
Будто местами материя прохудилась,
и выползает, клубясь, изо всех щелей,
щерится скользкий, голодный, предвечный хаос -
тысячеглаз, стоголов, саблезуб, сторук.
Боже, да здесь даже крестятся, чертыхаясь,
в этом краю самородков, больных старух,
жуликов, пьяниц, фанатиков, где назавтра
выстроят рай, но всегда настает вчера.
Где, как скелеты исчезнувших динозавров
в землю уходят разбитые трактора.
Где человек - пылинка, где легче спиться,
чем оставаться, не ссучившись, на плаву…
…Боже, душа моя, это мне только снится,
или взаправду, всамделишно, наяву?
…Встанешь с утра, наберешь полпакета яблок,
чаю заваришь , погреешь себе еду
и, ковыряя вилкой, глядишь, как зяблик
с ветки на ветку сигает в чужом саду.
Солнечный день. Будто не было и в помине
ночи отчаянья, страха, бессилья, зла…
…Только пусто внутри, только черная тень в камине –
то ли птичье перо, то ли просто зола. Зола.
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЗАРИСОВКА
вспоминать о грядущем забудь
и мечтать о прошедшем не надо
посидишь промолчишь что-нибудь
белым статуям Летнего сада
и пойдёшь
всем и каждому чужд
и поэтому трижды свободен
и бормочет прекрасную чушь
каждой аркой своих подворотен
петербург
ленинград
петроград
чёрный стражник
чугунные латы
и пойдешь
и сам демон не брат
зажигающий вечером лампы
знает ангел один
как остёр
наконечник игольный печали
да Исакий устало подпёр
небеса золотыми плечами
***
Сентябрь. Простуженное лето.
В бреду убийственных идей
летит в тартарары планета,
больная вирусом людей,
и нервно вертится под утро -
вот-вот покровы тьмы сползут,
унять пытается как будто
горячих точек вечный зуд.
А ты влюблён - и что тебе до
вселенских войн и катастроф!
Так дела нет горам Тибета
до этих слов, до этих строф.
А ты стоишь, презрев печали,
судьбою взятый на прицел,
с котомкой песен за плечами
у новой жизни на крыльце
(где каждый новый день приносит
тумана, словно молока),
чтоб все дурное в эту осень
пустить с дверного молотка.
СТИХИ НА ВОДЕ
В алом небе созрела слива,
чтобы вскоре упасть, шипя,
в синеглазую глубь залива
и растаять. Прошу тебя,
оставайся - ещё немного,
и, раскатанная волной,
заблестит серебром дорога
между берегом и луной.
А над нею - пернатых стайка,
птичье кружево, вальс-бостон...
Может быть, среди них есть чайка
по фамилии Ливингстон?..
Это всё ерунда, согласен,
но прибоя напрасный труд,
как стихи на воде, прекрасен...
Может быть, нам с тобой солгут
нежность пляжная в пенной шали,
шалый ветер и вкус шабли:
мы с рожденья друг друга знали,
просто встретиться не могли?
РОК
Коль нас сюда с рожденья бросили,
не всё ль равно, кто с неба льёт
тягучий снег в стаканчик осени
и добавляет гололёд?
Вдохни дорожку этой музыки,
уставший от других дорог,
и стайка муз, вспорхнувших с мусорки
с тобою злой сыграет рок
на самых лопнувших и тоненьких
вконец расстроенной души...
Покуда джинн пошёл за тоником,
ты - кровь из носу - напиши
одно желание: "Навеяны
нам кем-то смерть страна слова
и жить конечно не новее но
любовь любовь всегда нова
так дай мне роскоши и мужества
не впасть в банальность нелюбви
и не сойти с ума от ужаса
когда с любимыми людьми
меня сквозь трубы крематория
по капле будут пить с небес
пока не кончится история
покуда весь я не исчез
***
У поэта опасный обычай:
упиваясь тоской бытия,
словно крови попробовав птичьей,
бредит высью, вампир. Вот и я,
скороспелым талантом богатый,
по промозглому парку бреду,
наблюдая, как месяц рогатый
плотоядно глядит на звезду,
и, в небесную капая пропасть
зарифмованный этот елей,
примеряю к себе одинокость
палых листьев, упрямство аллей,
что ведут и ведут к повороту,
за которым возможно пропасть,
за которым ужасное что-то
ждёт, ощерив багровую пасть,
чтоб коварно, прельстив чудесами,
съесть, издав победительный рык...
... А из пасти голодной свисает
окровавленный русский язык.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
И я очень рада, что видела его в реале!
no subject
Зато видела Рахмана. Он приходил на мое выступление в Москве, несмотря на категорически нелетную погоду в тот день. :)
no subject
no subject
Сейчас, я тебе напишу.
no subject
причем, еще на этом свете
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Ванечка - чудо )) Один из настоящих Поэтов. Нет "проходных" стихов. Каждый - маленький шедевр.
И благодаря ему я вышла сначала на Сашу, а потом на тебя)) Жаль, что его сейчас стало маловато - в сети я имею в виду. И я рада, что застала его самый активный сетевой период и пересеклась с ним на Литсовете))
Вы все трое- замечательные!
no subject
А я вот даже не помню, где и когда его в первый раз услышала и прочитала. По-моему, ону меня в жж зафренжен с момента его, жж, открытия. А вот откуда взялся - не помню. :)
no subject
А как так получилось, что его подборка опубликована раньше моей?
АФ
no subject
no subject
АФ
no subject
no subject
no subject
АФ