![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
ВСТРЕЧА (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ)
На мир можно смотреть под разным углом зрения. Вот и я сижу на подоконнике у открытого кухонного окна, склонив голову под углом градусов в сорок пять – шестьдесят. Сижу-сижу себе, оглядывая белый свет с высоты третьего этажа орлиным взором близорукого глаза, и пытаюсь узреть, понять и оценить то, что оценить надобно.
А солнце садится, медленно и устало скрывая свой желто-рудый жар за соседней пятиэтажкой. И спадает зной, от которого спасения не было днем. Веселая и красная от губительного для здоровья ультрафиолета, возвращается с реки толпа мальчишек; один, самый загоревший и почти лысый, залихвацки брынькает на расстроенной гитаре. Этот брынь долетает до моего окна и тут сливается в унисон с надрывным голосом Высоцкого, который рвется из динамика магнитофона и рвет мне сердце.
На первом этаже в доме напротив немножко отодвинулась розовая портьера, и маленькая бабушка в таком же, как портьера, розовом платочке высунулась из окна, покрошила хлеб воображаемым птичкам и снова скрылась. Зато появилась моя старая знакомая – большая белая собака непонятной породы с коричневой головой, будто принадлежащей совсем другой потерявшей голову зверюге. Когда с подругой мы ходили в школу, собака, верная и ласковая, каждый день, зимой и летом, встречала нас на полпути и вела до самого школьного крыльца, а мы за это таскали ей остатки вчерашних котлет. Не раз из-за этой псины попадало мне от уборщицы, тетеньки толстой и злой. А теперь она вся тощая какая-то, моя бывшая подопечная, торчат лопатки и голова при каждом шаге почти касается асфальта. Ей много лет (уже немало их минуло и со дня нашего последнего совместного похода в школу), но пока жива эта собака моего детства и я каждый день вижу, как переставляет она свои худые лапы, я все ещё школьница, существо молодое и красивое (по сравнении со своей ветхой четвероногой подружкой).
Серые облачка, неизвестно откуда вдруг появившиеся на только что прозрачном небе, скоро, раззнакомившись, соединились в общей цели, и долгожданный жизнеутверждающий ливень хлынул на человечество, сопровождаемый желтыми змеями-молниями. Смешно движутся зонтики по дороге, как живые. И только трезвость здравомыслящего человека да грязные ботинки, иногда высовывающие под дождь свой нос, говорят о том, что под этими разноцветными плюшками есть люди. Старое дерево, совсем было собравшееся умереть – так грустно свернулись его листы – воспря(ну?)ло духом под благодатью небесной лейки и теперь потрясает своими древними ветками-лапами, говоря «вот, мол, я ещё хоть куда, только помоги». И дождь старается. На чьем-то балконе мокрый и прищепками лишенный возможности улететь, возмущенно развевается от ветра белый пододеяльник, как маленькое привидение из Вазастана. Чей-то идиотский смех просовывает щупальца в гармонию стихии и, побежденный, умолкает. «Девочка, привет!»-слышу, и снизу машут радостно маленькие ручки замурзанных ребятишек. Вот кто совсем не боится дождя! Вчера они попросили велосипед прокатиться, и теперь, наверное, мысленно приняли меня в свою перепачканную и веселую компанию. Смешно, но приятно слышать от них это «девочка». Я действительно отличаюсь от некоторых сверстниц, разросшихся до ненормальных размеров. Встречая меня на велосипеде, они, скорчив гримаску, фыркают в ухо своим важным надутым кавалерам и некультурно указывают пальцем. Но мне все равно, я улыбаюсь и еду дальше.
На листок неожиданно ложатся какие-то сиренево-белые мохнатые цветы, и я перестаю писать. Их принес человек, который, по счастливому стечению обстоятельств, делит со мной все: и утренний хлеб, и ночные слезы. Эти душистые, оказывается, растут прямо у нас во дворе, а я не замечала. Становится радостно, впервые за последние напряженные месяцы по-настоящему радостно, и как обычно – внезапно и необъяснимо. На улице темнеет и пахнет грибами в самом центре города. Полосатый и рыжий тигрокотенок недовольно мяукнул: дождь испортил его гнездо – собранный аккуратной уборщицей в кучу тополиный пух.
Пока некто или нечто пишет моей рукой, быстро и неряшливо, стараясь не забыть, не упустить важных мелочей, ещё маленький, но уже прочно сидящий во мне, циничный филолог-литератор коварным и вкрадчивым шепотом напоминает: «А идея? А авторский замысел, а изобразительно-выразительные средства? А философский подтекст и цельность повествования?..» Он застает меня врасплох, задумываюсь на миг, даже теряюсь, но заглушаю в себе этого навязчивого любителя языковой нормы и литературной формы. Ибо содержание того, что видится мне из окна под углом задумчиво склоненной головы, безгранично, безмерно, как все и как ничто, и не объять необъятного, не затолкать ни в какую форму. И оценить нельзя – бесценно оно, это нечто; прекрасно и невообразимо; непостижимо и запредельно; и можно смотреть, дышать, впитать и изо всех сил пытаться удержать частичку этой самой в себе философской сущности, и молчать, и благоговеть перед ней, осознавая свою сопричастность. 1998
На мир можно смотреть под разным углом зрения. Вот и я сижу на подоконнике у открытого кухонного окна, склонив голову под углом градусов в сорок пять – шестьдесят. Сижу-сижу себе, оглядывая белый свет с высоты третьего этажа орлиным взором близорукого глаза, и пытаюсь узреть, понять и оценить то, что оценить надобно.
А солнце садится, медленно и устало скрывая свой желто-рудый жар за соседней пятиэтажкой. И спадает зной, от которого спасения не было днем. Веселая и красная от губительного для здоровья ультрафиолета, возвращается с реки толпа мальчишек; один, самый загоревший и почти лысый, залихвацки брынькает на расстроенной гитаре. Этот брынь долетает до моего окна и тут сливается в унисон с надрывным голосом Высоцкого, который рвется из динамика магнитофона и рвет мне сердце.
На первом этаже в доме напротив немножко отодвинулась розовая портьера, и маленькая бабушка в таком же, как портьера, розовом платочке высунулась из окна, покрошила хлеб воображаемым птичкам и снова скрылась. Зато появилась моя старая знакомая – большая белая собака непонятной породы с коричневой головой, будто принадлежащей совсем другой потерявшей голову зверюге. Когда с подругой мы ходили в школу, собака, верная и ласковая, каждый день, зимой и летом, встречала нас на полпути и вела до самого школьного крыльца, а мы за это таскали ей остатки вчерашних котлет. Не раз из-за этой псины попадало мне от уборщицы, тетеньки толстой и злой. А теперь она вся тощая какая-то, моя бывшая подопечная, торчат лопатки и голова при каждом шаге почти касается асфальта. Ей много лет (уже немало их минуло и со дня нашего последнего совместного похода в школу), но пока жива эта собака моего детства и я каждый день вижу, как переставляет она свои худые лапы, я все ещё школьница, существо молодое и красивое (по сравнении со своей ветхой четвероногой подружкой).
Серые облачка, неизвестно откуда вдруг появившиеся на только что прозрачном небе, скоро, раззнакомившись, соединились в общей цели, и долгожданный жизнеутверждающий ливень хлынул на человечество, сопровождаемый желтыми змеями-молниями. Смешно движутся зонтики по дороге, как живые. И только трезвость здравомыслящего человека да грязные ботинки, иногда высовывающие под дождь свой нос, говорят о том, что под этими разноцветными плюшками есть люди. Старое дерево, совсем было собравшееся умереть – так грустно свернулись его листы – воспря(ну?)ло духом под благодатью небесной лейки и теперь потрясает своими древними ветками-лапами, говоря «вот, мол, я ещё хоть куда, только помоги». И дождь старается. На чьем-то балконе мокрый и прищепками лишенный возможности улететь, возмущенно развевается от ветра белый пододеяльник, как маленькое привидение из Вазастана. Чей-то идиотский смех просовывает щупальца в гармонию стихии и, побежденный, умолкает. «Девочка, привет!»-слышу, и снизу машут радостно маленькие ручки замурзанных ребятишек. Вот кто совсем не боится дождя! Вчера они попросили велосипед прокатиться, и теперь, наверное, мысленно приняли меня в свою перепачканную и веселую компанию. Смешно, но приятно слышать от них это «девочка». Я действительно отличаюсь от некоторых сверстниц, разросшихся до ненормальных размеров. Встречая меня на велосипеде, они, скорчив гримаску, фыркают в ухо своим важным надутым кавалерам и некультурно указывают пальцем. Но мне все равно, я улыбаюсь и еду дальше.
На листок неожиданно ложатся какие-то сиренево-белые мохнатые цветы, и я перестаю писать. Их принес человек, который, по счастливому стечению обстоятельств, делит со мной все: и утренний хлеб, и ночные слезы. Эти душистые, оказывается, растут прямо у нас во дворе, а я не замечала. Становится радостно, впервые за последние напряженные месяцы по-настоящему радостно, и как обычно – внезапно и необъяснимо. На улице темнеет и пахнет грибами в самом центре города. Полосатый и рыжий тигрокотенок недовольно мяукнул: дождь испортил его гнездо – собранный аккуратной уборщицей в кучу тополиный пух.
Пока некто или нечто пишет моей рукой, быстро и неряшливо, стараясь не забыть, не упустить важных мелочей, ещё маленький, но уже прочно сидящий во мне, циничный филолог-литератор коварным и вкрадчивым шепотом напоминает: «А идея? А авторский замысел, а изобразительно-выразительные средства? А философский подтекст и цельность повествования?..» Он застает меня врасплох, задумываюсь на миг, даже теряюсь, но заглушаю в себе этого навязчивого любителя языковой нормы и литературной формы. Ибо содержание того, что видится мне из окна под углом задумчиво склоненной головы, безгранично, безмерно, как все и как ничто, и не объять необъятного, не затолкать ни в какую форму. И оценить нельзя – бесценно оно, это нечто; прекрасно и невообразимо; непостижимо и запредельно; и можно смотреть, дышать, впитать и изо всех сил пытаться удержать частичку этой самой в себе философской сущности, и молчать, и благоговеть перед ней, осознавая свою сопричастность. 1998
no subject
Но люди, не страдающие душевными расстройствами или не отличающиеся нестабильной психикой и испорченной нервной системой, ИМХО - просто жизнелюбивые животные
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
Просто жизнелюбивые животные?
Re: Просто жизнелюбивые животные?
Re: Просто жизнелюбивые животные?
(no subject)
ещё одно жизнелюбивое животное
всё зависит от человека.
я стал по-настоящему писать стихи только после выхода на пенсию.
и я никогда так остро не ощущал жизнь, как сейчас...
Re: ещё одно жизнелюбивое животное
Re: ещё одно жизнелюбивое животное
Re: ещё одно жизнелюбивое животное
Re: ещё одно жизнелюбивое животное
Re: ещё одно жизнелюбивое животное
no subject
Посидел на подоконике... Очень ясно всё представилось... :)))
Спасибо.
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
8)
(no subject)
no subject
а теперь ты побъешь меня ногами, но "впитать" я б заменила на "впитывать" - в силу большего соответствия временному признаку...
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
ощущение некой внутренней светлости слабеет обратно пропорцонально возрасту (времени/опыту и пр.)
Это откуда ж такой факт?
Вы уже испытали все возрасты и можете сравнивать?
Я знаю много светлых стариков и еще больше - депрессивного молодняка. Депрессии, тоска, писание мрачных "готичных" стихов о бренности жизни и о том, как плох мир - это как раз типично молодежные заморочки.